Четыре рассказа
Краски
Они сидели друг напротив друга, он и она. Комната была освещена мягким светом. За окном постепенно смеркалось и небо было в красновато-сиреневых бликах.
- Помнишь, ты вчера сказал, что скучаешь по деревне, запаху сена и свежевыпеченного хлеба? Каждое утро, когда я открываю форточку, комната наполняется запахом хлеба из кондитерской внизу. Обычно это смесь запахов белого и ржаного хлеба, немного кисловатый и с пряностями. Но вчера это был запах сладкого теста, наверное они пекли сладкие булочки или пироги. И мне захотелось чего-то сдобного, сладкого, каких-нибудь рогаликов... Если так будет продолжаться, я скоро растолстею, и буду выглядеть ужасно, а мне не хотелось бы, чтобы ты разочаровался во мне...
- Насчет этого можешь не беспокоиться,- улыбнулся он,- с твоей конституцией тебе не удастся так быстро поправиться. И потом, меня тоже не так-то легко разочаровать.
- А какая у меня конституция? По-моему, самая обычная.
- Ну что ты, ты вовсе не обычная, ты даже не представляешь, насколько.
- Расскажи, мне интересно. Что такого необычного во мне?
- Что необычного? Например, необычное сочетание белой кожи, тонких губ, вытянутой шеи, красивого цвета волос... Конечно, внешность у тебя необычная. Во всем чувствуется какое-то благородное происхождение, а это большая редкость в наши дни. Твоя очень светлая кожа придает дополнительную контрастность твоим чертам.
- А что из этого привлекает мужчин больше всего? То, что ты называешь «благородным происхождением», многих мужчин только отпугивает. А что вас привлекает наверняка?
- Привлекает скорее всего то о чем я еще не рассказал, - улыбнулся он. – Глаза, это ваше самое грозное оружие. Утром, когда ты просыпаешься, они у тебя василькового цвета. Как будто расцветают с первыми лучами солнца. А днем они становятся голубыми, как небо. В них хочется нырнуть, или, скорее, улететь и ощутить эту легкость полета...
- Как интересно... Значит в твоих глазах я выгляжу по разному в разное время дня?
- Да, представь себе. И мне очень интересно наблюдать за этим. Как будто раскрываются разные грани тебя. И невозможно остановиться на какой-то тебе одной. Это изменение, плавное и постепенное, оно завораживает.
- А тебе когда-нибудь кажется, что я холодная или безразличная? Может по вечерам?
- Нет, по вечерам твои глаза приобретают синий оттенок и излучают бесконечное тепло. Оно обволакивает, и я оказываюсь в какой-то сказочной зоне комфорта, из которой очень не хочется выходить...
- Но ведь я же иногда бываю капризной, и эта идеальная картинка наверняка разрушается?
- Я бы не сказал, что разрушается. Потому что ты капризничаешь, как маленькая девочка, и это все равно выглядит очень симпатично. Ты становишься серьезной и слегка насупившейся. Но при этом поджимаешь губы, отчего они становятся розовыми и аппетитными, - снова улыбнулся он.
- А как ты меня узнаешь издалека? Что ты во мне замечаешь в первую очередь?
- Если замечаю тебя вдали, то узнаю в первую очередь твой силуэт, твою осанку, длинные распущенные волосы, чуть откинутую назад голову, которая в сочетании с выпрямленной спиной придает тебе еще больше стройности. А когда подхожу ближе, то, конечно, вижу твои глаза, этого вполне достаточно, чтобы однозначно понять, что это именно ты.
- Значит когда я сплю, ты меня не узнаешь?! – рассмеялась она.
- Ну, как-то узнаю, правда, с трудом, - улыбнулся он в ответ. – Когда ты спишь, у тебя очень часто улыбка на лице. И когда я ее вижу, мне становится хорошо, потому что я предполагаю, что тебе снятся очень приятные сны. Мне хочется сесть рядом и любоваться тобой, но я обычно тихо ухожу, чтобы не отвлекать тебя от твоих счастливых снов.
- Как жаль, я почти никогда не помню, что мне снилось... Когда я просыпаюсь, мне кажется, что это очень важно – запомнить что мне снилось и рассказать это тебе. Но когда я пытаюсь вспомнить, что же именно я видела, у меня никогда не получается.
- Это нормально, большинство людей не могут вспомнить свои сны. А те, которым это удается, наутро понимают, что видели разные пустяки и всякую всячину...
- Ты знаешь, несмотря на то, что я не помню, что видела во сне, у меня остается какое-то общее ощущение, особая атмосфера каждого сна. А иногда я вижу очень яркие цветные сны, и после них наутро остается чувство какого-то прошедшего праздника. А ты видишь цветные сны?
- Редко. Чаще что-то бесцветное и запутанное. Постоянно решаю какие-то сложные задачи и головоломки. Как будто в остальное время у меня их мало... Впрочем, иногда бывают и приключенческие сны, похлеще многих боевиков. Я убегаю от опасности, и постоянно кого-то спасаю.
- А бывают романтические сны? Когда немного грустно, но все равно не хочется, чтобы они заканчивались?
- Бывают, но редко. Иногда я вижу тебя во сне. Ты о чем-то меня спрашиваешь, и я задумываюсь, ищу что тебе ответить. А когда придумываю, то обнаруживаю, что ты куда-то исчезла, и я начинаю искать тебя везде. Как правило, я просыпаюсь в самый неподходящий момент, и сон обрывается в неопределенности...
- У меня тоже так бывает, но просыпаясь я обычно продолжаю мечтать, и представлять себе продолжение сна. Причем стараюсь представлять так, чтобы сюжет развивался по благоприятному сценарию, и обязательно со счастливым концом. Тогда я чувствую себя спокойнее и утро проходит с приятным послевкусием этого сна.
- Как после хорошего вина?
- Да, розового, того, что мы пили на мой день рождения, помнишь? Я его очень люблю.
Он вспомнил, какой счастливый у нее был вид в этот день. Он подарил ей душистый букет сирени, и она не выпускала его из рук весь вечер.
-А какого цвета мои глаза сейчас? – после небольшой паузы вдруг спросила она, выпрямившись.
- Цвета того букета сирени, что я подарил тебе на день рождения, - не задумываясь ответил он. – Когда солнце садится, его сиреневые блики падают на стены твоей комнаты, и отражаются в твоих глазах. Это невероятно красиво, мне хочется смотреть на тебя бесконечно.
Он взял ее за руку, потом нежно обнял и поцеловал ее. Она прижалась к нему и они просидели так некоторое время.
- А не выпить ли нам чаю, как ты думаешь? – прервал он молчание.
-Да, было бы неплохо, - согласилась она.
- Я сейчас, - сказал он, медленно поднялся и вышел на кухню. А она осталась сидеть неподвижно. За окном громко щебетали птицы. Она слушала и пыталась представить себе, как бы выглядела эта комната, если бы она могла ее видеть...
Волк
После небольшого привала я продолжил восхождение на склон. Погода была солнечная, но прогноз обещал обильный дождь, поэтому я рассчитывал добраться засухо до небольшой пещеры на вершине склона, которую я присмотрел несколько лет тому назад, и где делал привалы при каждом своем восхождении. Я даже оставил там все необходимое для разведения огня и небольшую аптечку, так что переждать дождь было удобно.
Тучи начали сгущаться когда я уже был почти у цели. Привычные мне тропы успели зарасти за прошедший год, но все равно мне эта местность была хорошо знакома. Я даже представлял себе, что птицы и звери вокруг должны хорошо знать и помнить меня. И если бы у меня была хорошая фотографическая память, то я бы мог проследить смену поколений здешней фауны. Но память у меня была плохая, так что я даже и не пытался.
Добравшись до пещеры, я очистил ее от сухих веток, часть их сложил в кучу для костра и развел огонь. Костер сразу затрещал, и почти одновременно снаружи зашуршала листва от первых капель дождя. Запах свежести распространился вокруг. Дождь быстро набрал силу и полил во всю мощь, сопровождаемый раскатами грома. Все остальные звуки природы затихли, казалось, что все вокруг прислуживается к тревожному гулу, доносящемуся сверху. Но так обстояло дело только со звуками, а вот краски вокруг стали более яркими и сочными, наверное из-за того, что не все небо заволокло тучами, и кое-где вдали даже пробивались солнечные лучи. Такое сочетание солнечных лучей, ярких красок и обильного дождя было очень необычным.
Я удобно устроился у костра, вытащил из рюкзака охотничью колбасу и стал обжаривать ее на огне. Аппетитный запах жареной колбасы заполнил пещеру и я почувствовал, что проголодался. Я вытащил из рюкзака хлеб, и в этот момент меня посетило какое-то неприятное чувство того, что я тут не один. Я осмотрелся вокруг, но в пещере никого не было, и тут я увидел пристальный взгляд, направленный на меня. В метрах двадцати от пещеры под дождем стоял волк и смотрел прямо на меня. Он был довольно крупный, его шерсть промокла под дождем и стала темной. Струи воды стекали с него, но он не обращал на это внимания.
Моя первая реакция была вполне предсказуемой – я растерялся. И не только от того, что волк возник неожиданно. Я сразу вспомнил из литературы и телевизионных передач про животных, что волки охотятся стаями, и мне стало не по себе. Я стал всматриваться в окрестности, одновременно стараясь не упускать из виду волка. Но я не заметил никаких признаков его сородичей вокруг, из чего я сделал вывод, что это волк-одиночка, и мои шансы в противостоянии немного возросли.
Я стал соображать, что я могу использовать в качестве оружия, так как у меня с собой не было ничего, кроме охотничьего ножа. Но волк не собирался мне давать времени на размышления, он угрожающе зарычал и стал приближаться ко мне. Я схватил палку, которой поправлял ветки в костре и поместил ее конец в огонь. Я помнил, что отбиваться огнем от хищников – довольно эффективный способ защиты.
Волк постепенно подбирался ближе, и я отчетливо слышал его рычание, но старался не смотреть в его глаза, чтобы он не почувствовал угрозы с моей стороны. Сердце у меня колотилось, но тем не менее я не переставал анализировать ситуацию со всех сторон, стараясь придумать альтернативные пути отхода. Я предположил, что возможно волка привлек запах колбасы, и он попросту голоден. Я кинул в него куском жареной колбасы, она упала рядом с ним, но он даже и не посмотрел в ее сторону. Он продолжал крадучись приближаться ко мне, время от времени посматривая с опаской на огонь.
Он внимательно следил за моими движениями и взглядом. Я быстро перевел взгляд на палку, чтобы проверить, загорелась она, или нет, и в этот момент волк сделал резкий бросок в мою сторону, схватил зубами рукав моей куртки и отскочил назад. При этом я потерял равновесие и упал на бок, но быстро поднялся и отпрыгнул назад, к костру, чтобы схватить палку. Волк тоже не стал медлить, цепко схватил зубами мой рюкзак и отбежал от пещеры. В рюкзаке помимо еды было много чего необходимого в походе, и без него мое восхождение пришлось бы отменить, поэтому чувство опасности во мне сменилось гневом. К тому же горящая палка в руках придала мне неожиданную уверенность в себе. А может это было чувство превосходства моего вида, этой небольшой дополнительной ступеньки в эволюции, которая в этот момент казалась мне дающей преимущество.
Я с неожиданным для самого себя страшным криком бросился вслед за волком. Отбежав примерно метров на сто я услышал страшный грохот за собой. Я остановился и обернулся. Там, где только что была моя пещера, теперь была груда огромных камней и грязи. Она продолжала стекать сверху под непрекращающимся дождем.
Я повернулся в сторону волка, он тоже остановился и молча смотрел на меня. Мой рюкзак валялся в стороне, абсолютно мокрый и грязный. По всей видимости он не представлял уже никакого интереса для волка. Я опустился на землю, отбросив палку в сторону. Я смотрел на волка, но уже совсем другим взглядом, полным неожиданной благодарности. Мой спаситель казался абсолютно безразличным, всем своим видом показывая, что я для него не более интересен, чем мой мокрый рюкзак.
Постояв пару минут, волк развернулся и побежал под дождем восвояси.
Бродяга
Потрепанный старый трейлер остановился неподалеку от кафе «Старбакс» на окраине города Сомерсет, штат Пенсильвания. Из трейлера вышел довольно пожилой мужчина довольно крепкого телосложения, с седыми длинными волосами, заплетенными сзади в небольшую косичку. На нем были светло-голубые выцветшие джинсы, старые, потертые, но очень добротные военные ботинки, серая майка с каким-то желтым иероглифом, и застиранная мятая куртка неопределенного цвета. На голове была бесформенная панамка цвета хаки. Такое сочетание одежды придавало ему вид постаревшего хиппи.
Мужчина не торопясь зашел в пустое кафе, взял со столика у двери газету и прошел вглубь помещения, к скучающей за прилавком девице с ярко-красными волосами. Ввиду явного отсутствия посетителей она сидела на столике позади прилавка и играла в какую-то игру на своем телефоне. Вошедший посетитель отвлек ее от этого занятия, и она окинула его быстрым оценивающим взглядом с ног до головы. Результат осмотра по всей видимости был неутешительным, потому что она вздохнула, выдала традиционное «чем я могу вам помочь» и вернулась к своему телефону.
Пожилого мужчину это не очень смутило, и он попросил обычного кофе, но в керамической чашке. Девушка удивленно посмотрела на него, потому что многочисленные бродяги и бездомные, которые составляли немалую часть ее посетителей, никогда не просили налить кофе в керамическую чашку, они всегда довольствовались бумажным стаканчиком.
Мужчина залез в карман и вытащил замусоленную десятидолларовую купюру, чтобы расплатиться. Девушка осторожно взяла купюру двумя пальцами и медленно опустила в ящик кассового аппарата, как будто она была хрупкая и стеклянная. Потом она тщательно отсчитала сдачу до цента, потому что знала, что для этой категории клиентов каждый цент был на счету.
Мужчина не стал пересчитывать, а просто взял деньги и засунул их в карман брюк. Потом он осторожно поднял блюдце с полной чашкой кофе, медленно, чтобы не расплескать, прошел обратно к двери и расположился за столиком на улице, рядом с входом. Девушка проводила его взглядом, потом снова занялась своим телефоном. А мужчина развернул газету и начал не спеша ее просматривать, попивая свой кофе.
Через минут двадцать к кафе подъехал блестящий «Крайслер» темно-вишневого цвета. Для этой глубинки такая машина была редкостью, поэтому она сразу привлекла внимание девушки за прилавком. Она даже отложила свой телефон и немного вытянулась, чтобы разглядеть машину.
Из машины вышел молодой человек лет тридцати, с виду очень ухоженный и одетый в строгий черный костюм. Его легкая небритость в сочетании с гладко зачесанными назад волосами также несла на себе отпечаток ухоженности. Блеск темно-вишневой машины плавно перешел в блеск солнечных очков ее владельца, и от всего этого было трудно оторвать глаз.
Выйдя из машины, молодой человек двинулся по направлению к двери кафе, но, к удивлению наблюдавшей за всем этим девушки, прошел дальше, подошел и сел за столик пожилого мужчины.
- Ну, здравствуй, наконец-то я доехал до тебя. Как ты? – спросил он мужчину и улыбнулся, - Ты как «Летучий голландец», за тобой невозможно угнаться!
Мужчина отложил газету и тоже улыбнулся:
- Скорее «Ползучий голландец», но все равно приятно. Молодец, что приехал, я очень рад тебя видеть. – он придвинулся к столику и облокотился об него, внимательно глядя на молодого человека. – У меня все в порядке, как всегда. Слежу за твоими успехами, очень даже впечатляет. Будь осторожен с инвестициями, рынок сейчас нестабилен.
-Я знаю, я скинул часть нефтяных акций. А что ты думаешь о новом комплексе? Мне нужно принять решение к четвергу.
- Я бы выбрал японцев, они очень добросовестные и ответственные, с ними не будет проблем. – мужчина посмотрел на свою чашку и спохватился: - А ты не возьмешь себе ничего? Хочешь кофе?
- Да, пожалуй, интересно, какой у них фраппучино?
- Вот возьми, у тебя наверное нет наличных с собой.. – мужчина выгреб всю сдачу их кармана на стол. Парень взял пятидолларовую купюру и пошел за своим кофе.
Продавщица завороженно смотрела на эту сцену. У нее в голове никак не укладывалось все происходящее. Почему этот бродяга делится своей сдачей с шикарным молодым человеком?! А тот не минуты не раздумывая берет у него деньги? Все это было выше ее понимания...
- Мне фраппучино, пожалуйста, - попросил молодой человек, протягивая ей знакомую купюру.
- В керамике? – спросила она, отсчитывая сдачу.
- Нет, обычный, пожалуйста. А сдачу оставьте себе. – ответил парень, окончательно поставив девушку в тупик. Он взял свой напиток, вернулся за столик и продолжил беседу:
- Хорошо. Теперь расскажи о себе, как ты?
- Я в порядке, как всегда. На прошлой неделе познакомился с замечательным человеком. Его зовут Джо, он себя называет «Джо Блек». Но в отличие от героя фильма, он на самом деле черный. Мы познакомились на бензозаправке в Гарретте, разговорились, и он сразу же пригласил меня к себе домой. Он бывший военный, сражался во Вьетнаме. Живет один в маленьком домике на церковной улице, подрабатывает сторожем в магазине. Но у него проблема со зрением. Я заметил это когда он искал окошко бензобака на ощупь. У него прогрессирующая глаукома, в перспективе полная слепота... Я позвонил Стиву, тот прислал за ним машину и уложил к себе в отделение. Джо в порядке, его уже прооперировали, выпишут через неделю. Хорошо было бы, если бы ты его пристроил в один из своих домов.
- Да, конечно, без проблем, - молодой человек вытащил мобильник и стал делать заметки для себя.
- Джо рассказал мне, - продолжал мужчина, - что двумя домами ниже живет Тони, молодая женщина с двумя детьми. Ее муж скончался от рака три года назад, и теперь она осталась с детьми одна. Она работает санитаркой в больнице, а по ночам моет посуду в местном ресторанчике. Они с Джо иногда ходят в гости друг другу и помогают по хозяйству. Но ее дом очень старый и Джо все труднее справляться с починками. Было бы неплохо, если бы ты послал туда одну из съемочных групп.. Ну ту, что снимают передачи о ремонте дома. Я позвоню Кевину, он покроет все расходы.
- Не нужно, я думаю телевизионщики справятся сами. Я свел их с двумя крупными клиентами месяц назад. Джесси сказала, у тебя снова был приступ?
-Да, ничего серьезного, все быстро прошло. Я был в Питтсбурге, когда это случилось. Заехал в больницу к Стиву, он мне сделал укол, и все прошло. Кстати, рядом с больницей социальные службы открыли столовую для бездомных, я попросил Стива скооперироваться с ними и организовать бесплатный медосмотр для их клиентов. Они еще не знают, но больница возьмет на себя госпитализацию в особо сложных случаях. Если все пройдет гладко, мы запустим этот проект и в других больницах.
- Это все хорошо, но ты должен относиться серьезно и к своему здоровью. Ты ведешь себя легкомысленно. Почему ты не ложишься на обследование?
- Обследование? Зачем?! Нет никакой необходимости занимать врачей по пустякам. У них есть более серьезные пациенты, а мне нечего зря прохлаждаться в палате...
- Но это же твоя больница! Не хочешь эту – поедем в Нью-Йорк, выбери какую-нибудь, они же все твои, но обязательно пройди обследование. Пусть они подтвердят, что у тебя все нормально, и мы будем спокойны и не будем больше приставать к тебе.
- Ладно, посмотрим. Я поеду на север, через пару недель буду в Нью-Йорке. У тебя там будут переговоры, созвонимся. Надеюсь, Джесси тоже будет там, я давно ее не видел. Очень рад был тебя видеть.
Оба поднялись, обнялись и разошлись каждый к своей машине. А девушка за прилавком все еще завороженно смотрела на них, стараясь понять, что же происходит.
Красное платье
Катя чувствовала себя несчастным ребенком. Не из-за того, что жили они бедно и ее не часто баловали игрушками и конфетами. Родители зарабатывали немного, и приходилось экономить на всем. Но об этом в семье никогда не говорили. Негласно считалось, что не в деньгах счастье, и все были с этим согласны.
Она и ее старший брат воспитывалась в строгости, и вынуждены были во всем следовать ценным родительским указаниям. Казалось, что брат не очень переживал по этому поводу, хотя он старался проводить большую часть времени вне дома, играя и общаясь со своими друзьями. А вот Кате приходилось проводить больше времени со старшими, поэтому у нее было впечатление, что она приняла всю тяжесть родительского воспитания на себя.
У Кати были сложные отношения с матерью. Ей казалось, что мать ее не любит и постоянно к ней придирается. Во всем, от уроков и до уборки постели. Даже то, как она чистила зубы, матери не нравилось. Постоянная критика со стороны матери ее удручала. Она пыталась спорить и сопротивляться, но это обычно не давало результата, потому что мама всегда приводила очень убедительные аргументы. Отец обычно не принимал участия в спорах, и не принимал ничью сторону. Но он терпеливо выслушивал Катины жалобы на мать, улыбался, и обычно старался сгладить конфликт, рассказывая ей, какая мама хорошая. Катю это только удручало еще больше.
Катино недовольство мамой нарастало со временем, и после каждого инцидента она острее ощущала себя нелюбимым ребенком. К тому же мама улыбалась очень редко, и это также вызывало в Кате какое-то ощущение вины за то, что мама ею недовольна. Как-то Катя услышала, как мама обсуждала ее с папой на кухне, и назвала ее «круглой дурой» за то, что она взяла ее помаду, измазалась сама, и испачкала все вокруг. Конечно, помада была испорчена, но Кате это казалось таким пустяком.. «Любящие мамы не называют дочек дурами» - подумала Катя. – «И я совсем не круглая, я даже не толстая...»
Учеба в школе давалась Кате нелегко, и каждый раз, делая с ней уроки, мама упрекала ее в лени и невнимательности. Самым обидным было то, что мама ставила ей в пример других девочек из ее класса, которые учились лучше нее, и которых Катя уже тихо ненавидела за это. Каждый раз, возвращаясь после родительского собрания, мама выглядела очень грустной, и расстроенной, но никаких претензий не высказывала. Катя отчетливо чувствовала свою вину, и было лишь тяжелее от маминого молчания.
Старший брат учился лучше, и поэтому получал гораздо меньше нареканий по этому поводу. И, разумеется, ему разрешалось гораздо больше времени играть с друзьями во дворе. А Кате в это время нужно было учить эти ненавистные уроки. От такой дискриминации Катя считала, что родители любят ее брата гораздо больше нее, а как же иначе? В семье был любимчик, которому, в отличие от нее, все разрешалось. И объяснялось все это очень сомнительным доводом - тем, что он старше нее...
Последней каплей для Кати стало то, что мать как-то грубо одернула ее в присутствии подруг, и, что самое ужасное, в присутствии мальчика, который ей определенно нравился. Правда, мальчик был занят в это время - обсуждал что-то с другим парнем, но он же мог услышать!
В этот день было дождливо и проезжавшая машина обрызгала Катю с ног до головы. Но мама же должна была понимать, что общение с подругами куда важнее мокрой обуви и пятен на колготках. Вместо этого мама погнала ее домой переодеваться, а подруги одарили ее презрительным взглядом. Это было трудно пережить, и Катя готова была провалиться сквозь землю от стыда. От обиды у нее даже слезы навернулись на глаза, но она сдержалась, чтобы подруги не увидели.
На следующий день подругами был созван стратегический совет с главным вопросом на повестке дня: как вызволить Катю из-под крепостного гнета. Сама Катя хоть и чувствовала себя униженной перед подругами и оскорбленной, но была рада поделиться с ними своими проблемами. Подруги выслушали ее внимательно и постановили, что надо как-то прекратить это безобразие. Советы были самые разные, начиная от побега из дому и кончая обращением в комитет по защите детей. Одна из подружек, самая сорвиголова, прищурившись посмотрела на Катю в упор и сказала: «Тебе надо ее наказать!» Подруги подхватили идею, и стали думать, какое наказание будет наиболее воспитательным. Та же шустрая подружка, недолго думая, предложила испортить самую любимую мамину вещь. Это звучало жестоко, но общее возмущение и негодование перекрывало все остальные чувства.
«Какую вещь она любит больше всего?» - спросила шустрая подружка, - «Чего ей будет жалко больше всего?»
Катя замялась. Сходу ответить было трудно, тем более, что у них в доме никогда не придавали особого значения вещам. Был телевизор, но его смотрели все, включая саму Катю, поэтому портить его не имело смысла. Старое пианино, на котором мама иногда играла, имело такой потрепанный вид, что наверное никто бы и не заметил, если бы его испортили. Мамина любимая чашка на кухне тоже выглядела не очень, и вполне могла бы быть заменена другой чашкой... И тут Катю осенило!
«Есть, есть такая вещь! У нее есть одно платье, которое она очень-очень любит и все время его одевает на дни рождения. Оно такое красное, нарядное..» - на одном выдохе выпалила Катя.
«Ну вот, это как раз то, что надо!» - обрадовалась шустрая подружка. – «Тебе надо его найти, когда ее не будет дома, и испортить. Причем так испортить, чтобы она никогда больше не смогла его носить!» - Глаза подружки загорелись недобрыми огоньками.
«А как испортить? Залить чернилами?» - спросила Катя.
«Нет, еще отмоет потом чем-нибудь», - сказала подружка, - «Есть такие порошки, которые смывают любые чернильные пятна, я слышала. Надо его совсем испортить. Порвать на кусочки, или порезать... А когда она его увидит, и начнет плакать, ты ей скажешь все, что о ней думаешь.»
Стратегический совет подружек единогласно одобрил это решение, как достаточно жесткое и жестокое. Привести план в исполнение поручалось немедленно, и Катя начала продумывать все детали. Порвать платье будет трудно, и потом, на совсем мелкие кусочки не получится. А вот порезать – другое дело. Большие ножницы лежали в ящике на кухне, мама часто разрезала ими кухонные полотенца, чтобы использовать их по частям несколько раз.
Детали коварного плана постепенно складывались в Катиной голове. Нужно было, чтобы никого не было дома, а то кто-то мог увидеть и помешать ей. Такой случай предоставился в ближайшую пятницу, когда она вернулась со школы, и все разошлись по своим делам. Катя подождала некоторое время, прислушиваясь к наступившей дома тишине, потом тихо спустилась на кухню, взяла большие ножницы из кухонного ящика и поднялась наверх, в мамину комнату. Медленно приоткрыв дверь, Катя зашла внутрь и стала искать глазами мамино ярко-красное платье. Она сразу увидела его: платье почему-то было расстелено на столе. С железной решимостью Катя подошла к столу, но тут же остановилась, как вкопанная... Платье лежало на столе, но оно уже было разрезано на куски. Катя не поверила своим глазам. «Неужели брат побывал здесь раньше нее и успел его порезать?» - пронеслось у нее в голове, - «Но когда он успел? Все же были дома, и он вышел раньше них..»
Тут Катя с удивлением заметила рядом на диване свое маленькое платьице, и у нее что-то оборвалось внутри... Ножницы выпали у нее из рук, и по щекам потекли теплые слезы. Она все поняла, и не чувствовала в этот момент ничего, кроме обжигающей ненависти к самой себе. Мама пожертвовала своим любимым платьем именно ради нее, никчемной и эгоистичной девочки, которая чуть было не сделала маме больно...
Вечером, когда мама вернулась и сидела на кухне, Катя молча подошла к ней сзади, крепко обняла и расплакалась. Она уже точно знала, что у нее нет никого на свете ближе и любимее...
